Так-как,мы хоть и рекомендуем различные книги ,по соседству,разсказываем о них довольно скупо. Здесь неплохо бы выкладывать небольшие отрывки из понравившихся произведений,это знакомило бы всех со стилем писателя,и говорило бы немного о содержании :)
(эта тема находится под защитой програмы антифлуд
Итак:Кристофер Лоуренс МАКНАМАРА "Горец" книга вторая,отрывок:
"...И все сталось так, как и было задумано Стражем Границ. Когда приблизились враги к поперечной гряде, трижды вскричал он, коротко и пронзительно - так, как кричит горный жаворонок. Это был сигнал для стрелков. Потому что не поют жаворонки, когда земля укрыта снегом. И встали стрелки, подняв свое оружие. Далеко было до Крагеров, лишь немногим менее предела, на который посылает стрелу большой лук. Сказал тогда младший из лучников: - О, братья мои! Мыслимо ли - точно пустить стрелу в такую даль? Быть может, в лошадь или быка попаду я - если будут стоять они на месте. Но не могу я увидеть цвет глаз наступающих. И не по силам это смертному! И ответил стоящий рядом с ним, старший по возрасту: - Совета ли спрашивали у тебя? Либо твоего мнения, что по силам смертному, что нет? Или и сам ты не знаешь, какого цвета глазная радужина у твоих врагов? Черна она, словно провал бездонный, так как сквозь глазницы их просвечивает нутро их души. Так делай же, что приказано! И, ни слова более не сказав, натянул тетиву юноша. А разом с ним взяли прицел все остальные. И каждый из них различил цвет глаз того, в кого целился. Потому что душа невидимо изливалась оттуда. Когда же души нащупывают друг друга - нет между ними расстояния. И уже нечто большее, чем сам человек, оценивает дальность, высоту, поправку на ветер... Да, не только человеческая рука натягивает гнутую палку. Не только сплетенная из воловьих жил тетива вбирает в себя запас накопленной силы. И не одна стрела летит в цель..."
Кто стрелял? Откуда?! Те, кто успел вскинуть автоматы, открыли огонь наугад. Потом они определили, на каком из холмов расположились стрелки. Но это им не помогло. И даже не потому, что уже поздно было. Расстояние было слишком уж велико не для пули - пуля-то, не будучи живой, расстояний не выбирает - а для самих автоматчиков. Чтобы стрелять на такую дистанцию - надо снайпером быть. Да еще по едва различимым за гребнем мишеням. Да еще против солнца, против его слепящих лучей... Снайперов же - не хватало. По той же причине, что и осторожности не хватило первым отрядам. Слишком уж велика была вера Крагеров в собственную несокрушимость. Мнилось им, что одно лишь нарушение Запрета само по себе даст им победу...
"Расстояние было большим, чем то, с которого пробивают доску ангпиту. Да и доспехи ведь прочнее доски трехпальцевой... Но не спасла наступающих удаленность, не спасла и броня. Свершилось то, что предначертано. Тех, кто не прикрыл лицо, стрелы били в лицо. Тех, кто прикрыл, - поражали в глазную щель забрала. И не было промахов. И не было раненых. Через минуту же - не было первого из отрядов. Словно и не бывало вовсе. Лишь малая толика Крагеров уцелела - числом дюжины в четыре. Каждый из них тоже пролил свою кровь. Поразили их стрелы в кисть правой руки - и не держать им в ней больше жезл Запрета, за треххвостый цеп тоже не схватиться. Сделано это было не по недосмотру, а с умыслом..."
Дэниел Киз. Цветы для Элджернона До чего же это странное ощущение, когда берешь книгу, которую с наслаждением читал всего лишь месяц назад, и обнаруживаешь, что совсем ее забыл. Я вспомнил, каким великим человеком казался мне Джон Мильтон, но, когда я сегодня попробовал почитать "Потерянный рай", я абсолютно ничего не понял. Я так рассвирепел, что швырнул книгу в другой конец комнаты. Я должен попытаться сохранить хоть что-нибудь. Что-нибудь из того, что я за это время познал. О господи, не отнимай у меня всего... 19 июня. Иногда по вечерам я выхожу гулять. Прошлой ночью я не мог вспомнить, где я живу. Домой меня привел полицейский. У меня такое чувство, будто бы это уже произошло со мной однажды, очень давно. Я продолжаю убеждать себя в том, что я единственный в мире человек, который пожег описать, что со мною происходит. 21 июня. Почему я теряю память? Я должен бороться. Целыми днями я лежу в постели, не зная, кто я и где я нахожусь. Потом все это вдруг возвращается. Причуды амнезии. Симптом старости - впадаю в детство. Как это беспощадно логично! Я познал так много и так быстро. А теперь мой интеллект понижается с огромной скоростью. Я не допущу этого. Я буду с этим бороться. Я не в состоянии отогнать от себя воспоминание о мальчике из ресторана, о тупом выражении его лица, глупой улыбке, о людях, которые над ним смеялись. Нет... умоляю... только не это... снова... 22 июня. Я забываю то, что выучил недавно. Похоже, все идет по классическим законам - в первую очередь забывается то, что было усвоено последним. Впрочем, закон ли это? Пожалуй, я лучше прочту еще раз... Я перечитал свой доклад об "Эффекте Элджернона-Гордона", и мне показалось, будто его написал кто-то другой. Некоторые разделы я даже не понимаю.
Сообщение отредактировал whatefox - Среда, 26.05.2010, 18:57
- Угробили мой город, - сообщил он Белле. - Стоило ненадолго отлучиться - и вот, на тебе. Ладно, зверь, поедем все-таки. Очень хочется умыться. Надеюсь, пруды не испарились, как ты думаешь, а? Машина тронулась с места. - Знаешь, подруга, а ведь я об этом мечтал когда-то, - сообщил Гош собаке, небрежно подправляя двумя пальцами легкий руль. - Когда совсем молодой был. Чтобы куда-нибудь всех к едрене матери унесло. Просыпаешься однажды, а никого вокруг нет! Всех уродов как языком слизало. Тишина, пустота, чистый, стерильный, яркий, залитый солнцем мир. И вот - пожалуйста... Огреб на свою голову. Белла нервно зевнула. - А потом я Ольку встретил, - продолжал рассказывать Гош. - И вдруг оказалось, что жизнь и без того сияет яркими красками. А все, что меня в ней раздражало - люди в основном, - не имеет значения. И что я просто был маленький, глупый и чертовски одинокий. Вот... И стало хорошо. А потом - ха-ха - сбылась мечта.
- Как же мне все это не нравится! - возмутился несправедливостью мира Костя. - И ведь не прошу ничего особенного - дайте пройти в родные Кузьминки! А тут на тебе - заграждения, танки, самоходная артиллерия... - А ты сходи и попроси, чтобы тебя пустили, - невинным тоном посоветовала Женя. - Это как? - изумился Костя, поворачиваясь к ней лицом. - Просто, - сказала Женя. - Сходи и попроси. Гош неспешно брел по осевой линии шоссе походкой усталого и совершенно не опасного человека. Между лопатками буквально жгло от взгляда Жени, которой вручили бинокль и определили в наблюдатели. По лбу пробегал нехороший холодный ветерок, навеваемый стеклянным равнодушием чужой оптики. Спине было легче - по ней градом катил пот, немного уравновешивая температурный режим. До заставы оставалось метров сто. Гош почувствовал, что невольно сбавляет шаг. Застава не подавала ни малейших признаков жизни. Гош приблизился шагов на пятьдесят, остановился и закурил. Упер руки в бока, изобразил на лице небрежную ухмылку и принялся разглядывать технику и фортификацию. Нагло таращиться, демонстративно ворочая головой. Страх куда-то исчез - наверное, Гош уже тут освоился. В жизни ему так долго не приходилось стоять, глядя в чьи-то потенциально враждебные стволы. Да еще такие здоровые. Хотя вряд ли танковая пушка могла представлять для него какой-то вред. Гораздо опаснее мог оказаться танкист с автоматом, который сейчас откинет люк, и... Задымился сигаретный фильтр. Гош выплюнул окурок на асфальт и затоптал его. Дальше по сценарию полагалось лезть к заставе вплотную и требовать объяснений. Но было в этой идее что-то изначально ущербное. Гош и так уже должен был озадачить москвичей дальше некуда. Одинокий парень в футболке и джинсах, без оружия и поклажи, да еще и пеший. Явление Георгия Дымова Непобедителя обалдевающему народу. Гош подумал, что он, со своей темной шевелюрой, редкий тип Георгия - так называемый "черный". Обычно Георгий Победоносец изображался на белом коне. А на черном почти никогда. Мысль привычно уцепилась за мелкие детальки и пошла копать глубже, выясняя, откуда могло в этой голове взяться такое знание. Пришлось немного себя осадить и вернуться к реальности. Застава молчала и не шевелилась, Гош тоже. Первому игра в гляделки надоела гостю. Он наконец-то догадался, что правильнее всего сделать теперь. Правильнее всего было красиво выпендриться. Гош сунул руки в карманы, повернулся к Москве спиной и двинулся по шоссе обратно. Реакция не заставила себя ждать. На мосту что-то громко лязгнуло, и оглушительный металлический голос из невидимого динамика рявкнул: - Сто-я-а-ать!!!
Не жалуйтесь на судьбу. Ей, может быть, с вами тоже не очень повезло.
Солнце клонилось к горизонту. Самые недолговечные создания Плоского мира – это мухи-однодневки, они живут не больше двадцати четырех часов. Как раз сейчас две самые старые мухи бесцельно кружили над ручьем с форелью, делясь воспоминаниями с более молодыми мушками, что родились ближе к вечеру. – Да, – мечтательно произнесла одна из них, – такого солнца, как раньше, уже не увидишь. – Вы совершенно правы, – подтвердила вторая муха. – Вот раньше солнце было настоящим. Оно было желтым, а не каким-то там красным, как сейчас. – И оно было выше. – Именно так, именно так. – А личинки и куколки выказывали к старшим куда больше уважения. – Именно так, именно так, – горячо подтвердила другая муха-однодневка. – Это все от неуважения. Думаю, если бы нынешние мухи вели себя как подобает, солнце осталось бы прежним. Молодые мухи-однодневки вежливо слушали старших. – Помню времена, когда вокруг, насколько хватало глаз, простирались поля, поля… – мечтательно промолвила старая муха. Молодые мухи огляделись. – Но ведь поля никуда не делись, – осмелилась возразить одна, выдержав вежливую паузу. – Раньше поля были куда лучше, – сварливо парировала старая муха. – Вот-вот, – поддержала ее ровесница. – А еще корова, корова была. – А и верно! Верно ведь! Я помню эту корову! Стояла здесь целых… целых сорок, нет, пятьдесят минут! Пегая такая, если память не изменяет. – Да, нынче таких коров уже не увидишь. – Нынче вообще коров не увидишь. – А что такое корова? – поинтересовалась одна из молодых мух. – Вот, вот! – торжествующе воскликнула старая муха. – Вот они, современные однодневки. – Она вдруг замолчала. – Кстати, чем мы занимались, прежде чем зашел разговор о солнце? – Бесцельно кружили над водой, – попыталась подсказать молодая муха. В принципе, так оно и было. – А перед этим? – Э-э… Вы рассказывали нам о Великой Форели. – Да, верно. Форель. Понимаете, если бы вы были хорошими однодневками и правильно кружили над водой… – И с большим уважением относились к старшим, более опытным мухам… – подхватила вторая. – Да, и с большим уважением относились бы к старшим мухам, тогда Великая Форель, быть может… Плюх. Плюх. – Да? – нетерпеливо спросила молодая муха. Ответа не последовало. – Великая Форель – что? – с беспокойством переспросила еще одна молодая муха. Они посмотрели на расходящиеся по воде концентрические круги. – Это святой знак! – воскликнула молодая муха. – Я помню, мне рассказывали о нем! Великий Круг на воде. Это символ Великой Форели! Самая старая из оставшихся мух-однодневок задумчиво взглянула на воду. Она начинала понимать, что, будучи самой старшей, получила право летать как можно ближе к поверхности воды. – Говорят, – сказала муха-однодневка, летавшая выше всех, – что, когда Великая Форель съедает тебя, ты попадаешь в страну, изобилующую… изобилующую… – Мухи-однодневки ничего не едят, потому молодая мушка пребывала в полной растерянности. – Страну, изобилующую водой, – неловко закончила она. – Очень интересно, – произнесла старшая муха. – Там, наверное, так здорово… – сказала самая молодая мушка. – Да? Почему? – Потому что никто не хочет оттуда возвращаться.
На дерево бубен повесил И долго стучал в него палкой Шаман из меня никудышный
Он не ответил. Я видела его тень, неподвижно застывшую внизу. Тогда я перешагнула через груду камней и тоже спустилась. Передо мной открылась небольшая комната, стены ее были выложены мрамором. В ней веяло страшным пронизывающим холодом. Две каменные плиты были затянуты густой пеленой паутины, от огня лампы рассыпавшейся, как гнилой шелк. Белый мрамор был, словно слезами, изрезан черными следами сырости, и казалось, что выбитые на нем буквы истекают кровью. Они лежали рядом, словно цепью, скованные проклятием.
Пенелопа Алдайя
1902—1919
Давид Алдайя
1919
11
Потом я много раз вспоминала тот миг. Я пыталась представить, что почувствовал Хулиан, поняв, что женщина, которую он ждал семнадцать лет, мертва, что их ребенок ушел вместе с ней, что та жизнь, о которой он мечтал, его единственная надежда, на самом деле никогда не существовала. Большинству из нас дано счастье или, наоборот, несчастье наблюдать, как жизнь постепенно проходит, в то время как мы даже не отдаем себе в этом отчета. У Хулиана все это произошло за несколько секунд. На мгновение я решила, что сейчас он бросится вверх по лестнице, прочь от этого проклятого места и никогда туда не вернется. Наверное, так было бы лучше.
Комната была белая, на стенах ее солнечный свет соткал невесомые холсты и прозрачные занавески. За окном открывалась бесконечная синева моря. Возможно, однажды кто-то захочет переубедить меня в этом, говоря, что из клиники Корачан не видно моря, что ее палаты вовсе не белые и что море в том ноябре напоминало холодную и враждебную серо-свинцовую лужу, что на той неделе снег шел каждый день, похоронив солнце и всю Барселону под метровым ледяным слоем, и что даже Фермин, неисправимый оптимист, был уверен, что я снова умру.
Я уже умер, раньше, в машине «скорой помощи», на руках Беа и лейтенанта Паласиоса, испачкавшего форменный костюм моей кровью. Пуля, говорили потом врачи, уверенные в том, что я не могу их слышать, пробила два ребра, задела сердце и, порвав артерию, вышла с другой стороны, разнеся в клочья все, что встретила на своем пути. Мое сердце остановилось на шестьдесят четыре секунды. Мне рассказали, что, вернувшись с того света, я открыл глаза, улыбнулся и потерял сознание.
Я не приходил в себя следующие восемь дней. К тому времени газеты уже опубликовали новость о кончине прославленного старшего инспектора полиции Франсиско Хавьера Фумеро, погибшего в перестрелке с бандой вооруженных преступников. Власти города были озабочены поисками какой-нибудь улицы или проезда, чтобы переименовать их в память героя. В заброшенном особняке Алдайя было обнаружено только тело Фумеро. Останков Пенелопы и ее сына так никогда и не нашли.
Великая смута настала, потому что настала пора решения. Старейшины выбрали кандидата и жертвоприношение было назначено, несмотря на протесты Райлика, старейшего. - Не надлежит нам капитулировать и в этот раз, - заявил он. Но ему не ответили, и молодая девственница была отведена в туманный грот, где ее накормили листьями забвения. Райлик смотрел на это с разочарованием. - Так не должно быть, - настаивал он - Это не правильно. - Так было всегда, - отвечали другие. - Каждую весну и каждую осень. Всегда так было. - И они бросали встревоженные взгляды на небо, где солнце начинало утро, разливая повсюду свой свет. Бог уже шествовал по великому лесу. - А теперь давайте уйдем, - сказали они. - А вы когда-нибудь думали о том, что можно остаться? И посмотреть, что делает Бог-чудовище? - с горечью спросил Райлик. - Хватит с нас твоего кощунства! Пошли! Райлик пошел за ними. - С каждым годом нас становится все меньше, - сказал он. - В какой-то момент у нас просто никого не останется, чтобы принести в жертву. - Значит, в этот день мы умрем, - сказали остальные. - Так зачем тогда тянуть? - спросил Райлик. - Давайте дадим сейчас бой, и не будем ждать, пока нас совсем не останется! Но остальные только отрицательно качали головами, жест, который Райлик наблюдал уже в течение многих веков. Все они уважали возраст Райлика, но никто не разделил его мыслей. Они бросили назад всего лишь один взгляд, когда солнце высветило фигуру бога на прекрасном скакуне и со смертоносной пикой наперевес. В пещере, где рождались туманы, дева забила хвостом из стороны в сторону, бешено вращая обезумевшими глазами под юными пластинами бровей. Она почувствовала божественное присутствие и начала низко реветь. Они отвернулись и продолжали свой путь по равнине. Когда они приблизились к лесу, Райлик остановился и поднял свою жесткую лапу, как бы пытаясь удержать какую-то мысль. Потом он сказал: - Кажется, я еще помню время, - сказал он, - когда все было по-другому.
Лаврін ходив у Бієвці до Мелашки через день і зовсім розледащів. Без Мелашки йому став світ немилий. Йому стала немила мати, став немилий батько, стало погане село. Як тільки наставав вечір, як тільки висипали зорі на небі, його тягло в Бієвці. Він не зводив очей з тих гір та лісів за Россю, де стояли Бієвці.
Проскурниця посадила Мелашку вечерять— вона й ложки не вмочила. Лягла вона спати, її сон не брав. А журба та туга давила її коло серця, як важка гора. Тільки, що вона заснула, аж їй сниться, що вона йде з Лавріном зеленим бієвським гаєм, йде по пояс в траві та в квітках, а далі вийшла на шлях і пішла з ним між двома стінами зеленого жита, прийшла до млина й сіла з ним над Россю на камені, обняла його й приголубила. Коли гляне вона на Рось, аж Лаврін пливе, потопає серед річки. Бистра вода несе його серединою. Лаврін то поринає з головою, то виринає, виставляє руку й махає на неї. Вона хоче кинуться у воду, рятувать його, а її ноги приросли до каменя, ніби пустили вербове коріння. А вода клекоче, булькотить та все несе Лавріна далі на гостре каміння, де вода реве та стогне, ніби весною. Мелашка хотіла закричати і тільки ніби зашуміла листом. А за Россю в Семигорах десь дзвін сумно дзвонить на гвалт, і тиха луна йде над водою, над шумом, понад дібровою.
Обожаю Виктора Пелевина! Я сейчас напишу отрывок из его книги Ampire V в этом отрывкенет ничего философского или каких-то особых мыслей. Это жизнь и это смешно. Ну я над этим смеялась вдоволь)
[/l]Я провалил первый же экзамен, сочинение, которое почему-то писали на физфаке МГУ. Тема была «Образ Родины в моем сердце». Я написал про мультфильм, где коротышки пели про кузнечика, про распиленную шайбу со словом «СССР» и ссучившихся китов... Я, конечно, догадывался, что при поступлении в такой престижный вуз не следует говорить правду, но выхода у меня не было. Погубила меня, как мне сообщили, фраза: «И все-таки я патриот - я люблю наше жестокое несправедливое общество живущее в условиях вечной мерзлоты». После слова «общество» должна была стоять запятая. Во время прощального визита в приемную комиссию я увидел висящий на двери рисунок с изображением веселой улитки (она, как и отец на фотографии из интернета, улыбалась явно кому-то другому). Под ней было стихотворение древнеяпонского поэта:
О, Улитка! Взбираясь к вершине Фудзи, можешь не торопиться...
Вынув ручку, я дописал:
Там на вершине Фудзи улиток полно и так.
Это было мое первое серьезное жизненное поражение. Я ответил судьбе тем, что устроился работать грузчиком в универсаме возле дома. [l]
Лорд. Специально лля этой пьесы заказан, Савва Лукич.
Савва. И дорого дали?
Лорд. Семьсот... пятьсот пятьдесят рублей, Савва Лукич, говорящий. Ни в одном театре нету, а у нас есть!
Савва. Скажите! Здравствуй, попка!
Попугай. Здравствуйте, Савва Лукич, пролетарии всех стран, соединяйтесь, рукопожатия отменяются.
Савва (в ужасе упал на пол, чуть не перекрестился). Сдаюсь!
Лорд. Ну, дурак, Метелкин! Боже, какой болван!
Савва. Что же это такое? Ничего не понимаю. (Заглядывает за клетку попугая.)
Паспарту перебегает на другую сторону.
Лорд. Не пересаливай, Метелкин!
Паспарту. Слушаю, Геннадий Панфилыч.
Савва. Прелестная вещь! Буду рекомендовать всем театрам, кои в моем ведении. Итак, продолжайте... на чем вы остановились?
Лорд. Сейчас на необитаемый Остров едем, Савва Лукич. Капиталисты мы. Взбунтовавшихся туземцев покорять. На корабле. Вам откуда угодно будет смотреть? Из партера? Из ложи? Или, может быть, здесь, на сцене, за стаканчиком чайку?
Савва. Нет уж позвольте мне, старику, с вами на корабле... хочется прокатиться на старости лет.
Лорд. Да милости просим! Господа! Прошу продолжать! (Хлопает в ладоши.)
Гаттерас. Корабль готов, лорд.
Лорд. Дать сюда арапов!
Гаттерас. Есть, лорд! (Свисток.)
Стены разламываются, и появляются шеренги арапов с копьями.
Украинский! Иван Семёнович Нечуй-Левицкий "Кайдашевая Семья"
И вот снова:
– Меньшего, государь мой, я и не ожидал от вашего несказанного великодушия, – заметил Дон Кихот. – Итак, да будет вам известно, что просьба, с которой я к вам обратился и которую ваше человеколюбие обещало исполнить, состоит в том, чтобы завтра утром вы посвятили меня в рыцари; ночь я проведу в часовне вашего замка, в бдении над оружием, а завтра, повторяю, сбудется то, чего я так жажду, и я обрету законное право объезжать все четыре страны света, искать приключений и защищать обиженных, тем самым исполняя долг всего рыцарства, а также долг рыцаря странствующего, каковым я являюсь и каковой обязан стремиться к совершению указанных мною подвигов.
'I need not the strength of the arm,' said the quack; his little black eyes lit up merrily. 'Confess, now, thou big man, did not my tongue scorch him up? Did not my talk cause the sheriff's man to hustle the big fellow away with great speed! Why do I need strength of limb when I have that which is greater that the strongest thews - ' he tapped his forehed ' - the brains that can outwit brute strength?'
1)"-ну, чего трубишь?У, рева... Кто обидел Антошку? Что-нибудь страшное приснилось?Что, в школу повели?Не бойся, еще нескоро..." 2)Голосом Дроздова: "Велосипед ,как и лошадь, требует ухода" 3)"И все ходит, где-то, хо-одит...Женьку ждать она не стала-а... А наш папа на заво-оде... У него конец кварта-ала-а..." 4)"-Знаешь. Я когда-то была влюблена в тебя. В 4 классе -А что ж ты не сказала? Ведь счастье было та-ак близко" В.Крапивин "Колыбельная для брата"
Сообщение отредактировал Maron_chan - Четверг, 04.11.2010, 20:31
Я нарочно роняю на пол тарелку с горошком и, не дожидаясь, пока меня кто-нибудь остановит, лезу под стол. Дарий тут же бросается собирать раскатившиеся горошины. На миг мы оказываемся рядом, скрытые от посторонних глаз, и наши руки соприкасаются. Его грубая кожа покрыта масляным соусом с тарелки. Наши отчаянно сцепившиеся пальцы говорят больше, нежели все невысказанные слова.
"Женское тело...устроено так,чтобы быть пассивным, из-за этого мы не причиняем боли другим.Мы - пол, который исцеляет" (с)Волчица
" Я горевала о его гибели, я горевала о рассыпавшихся в прах воздушных замках ,но молодость отходчива, и вскоре я совсем оправилась от этого удара..." "Несколько недель спустя, когда мама нашла себе помощницу, я стала женой Эдварда Уэстона ,и с тех пор ни разу не нашла причины раскаяться в этом - и никогда не найду. У нас были свои тяжелые минуты, и мы знаем, что немало их ждет нас впереди, но вместе нам легче их переносить, и мы стараемся укрепить дух друг друга, готовясь к последней разлуке - величайшему горю, которое ждет оставшегося в живых" Шарлотта Бронте "Агнес Грей"
"Нет, Пол не пилотировал самолетов, сбросивших бомбы. Первый самолет назывался "Энора Гей", второй - "Грейт артист". Пол был командиром воздушного метеоразведчика, прокладывавшего путь военным кораблям. Кроме того, в его обязанности входило фотографировать бомбежки и последствия взрыва. Прошло много времени, пока он понял, что и он сам и этот мир качественно изменились. ... Не сразу он понял разницу между этими двумя бомбардировками и многочисленными бомбардировками Германии. Он ведь сам сбрасывал бомбы на немецкие города, например на Гамбург. Впрочем, Пол и сейчас не очень ясно представлял эту разницу. Но внутренний голос твердил: она есть, есть, есть... Будущее - вот ее имя. Будущее... наверно, не только для него, Пола, но и для всех людей будущее видится сквозь фиолетово-зеленую вспышку. Судьба, уготованная природой для будущего, дрожит где-то на грани взрыва." Хотта Ёсиэ, Суд.
Фэнгисмайл, сильно, обязательно прочту.Раз все здесь выкладывают прочитанное, я тож.Недавно решила вспомнить детство и перечла Крапивина ..." Не нужны ни локоны до плеч Ни большая шпага и не шпоры. Лишь бы мушкетер умел беречь Боевое званье мушкетера... Мушкетер известен ни плащем И не шпагой, острой как иголка. Мушкетеры могут быть хоть в чем, В заленялых кедах и футболках... Честь и смелость сами не придут, Хоть надень оружие любое. Ведь и кольт на кожаном заду Сам собой не делает ковбоя... Кружева и локоны-пустяк. Главное- не растерять отвагу,- А червяк- он все равно червяк, Если даже он прямой, как шпага..."
" Мушкетер и фея" Владислав Крапивин.
Мы всегда не таковы какими кажемся.Мы не каменные,мы не цветы,мы не насекомые...Мы существа авантюрные...
Сообщение отредактировал shanara - Четверг, 16.12.2010, 17:25
Мушкетеры могут быть хоть в чем, В заленялых кедах и футболках...
Косплей - наше все! ))))) А Хотту Ёсиэ почитать стоит. Вообще великих японцев двадцатого века у нас после развала СССР толком не издают, если Оэ, Кавабату и Мисиму не считать. Всех, кто писал про загнивающее общество, просто не переиздают. Что Мацумото, что Хотту, что Накадзоно, что даже великого Танидзаки... неприятно современным людям читать такие вещи, резкие они и тяжелые. Не Мураками чай с его "встретил я девушку, переспал, а наутро расстались, остался ветер и хризантемы". И не прочие псевдописатели, косящие под Америку и презревшие японские традиции литературы, близкие нашим.
Косплей - наше все! ))))) 